Я бежал так, как не бегал никто и никогда.

Странно, конечно, но в моей голове находили себе место и гордость, не позволявшая полоснуть ножом по собственному лицу, и не слишком гордые мысли о том, как лучше скрыться из города да поскорее.

Меня сожрали? Отнюдь!

Я был на ногах, а значит, жив. Карманы моего пальто были набиты всем, что в них умещалось, а расшитые полы изнутри пестрели всем, что я мог утащить с собой.
Я не рискнул бы появиться там, где ночевал еще вчера - наверняка парни Краба ждали меня с ножами наготове. А значит, все мое богатство составляли бесчисленные свертки, склянки, бумажки и разные безделушки, то и дело норовившие выпасть из карманов.
Куда, черт возьми, податься?
Торговать здесь теперь возможным не представлялось, как, впрочем, и добраться, к примеру, до доков. Болтнул - так болтнул, Рыбка, сказать нечего.

Хотя, гордость ли говорила во мне в тот момент? Как думаешь, может старина Спикиззи до одури испугался резать себе рожу?
А лучше ответь, как часто ты, Рыбка, чувствуешь что-то исключительно одно. Такое понятное, четкое, будто твое чувство кто-то на стене написал...

Вот и я не знаю.
Мне кажется, что человек попросту не умеет чувствовать что-то одно. Чувство – это что-то, что постоянно перетекает, переливается, меняется.
Я чувствовал гордость и ненависть, но меня трясло от страха, наверное, впервые так сильно с тех пор, когда я, спрыгивая с мертвого тела Эрни, пытался поверить в то, что остался жив.
Впрочем, гордость и страх, видится мне, имеют что-то общее в корне своем…

То ли дело – страх и решимость.
Как может быть такое, спросишь ты меня, Рыбка?

Да легко. Чем больше я боялся, что меня в назидание прочим выскочкам утопят в ближайшем канале, тем решительнее был мой шаг, уж поверь!

Но с каждым днем мои шаги становились все менее решительными - от усталости, от тревоги, от постоянного чувства голода.
Город - сеть. Особенно эта сеть страшна, Рыбка, когда ты подгадил не тем людям. Ты не так смел и хорош, когда за тобой по пятам рыщут ребята Туби с Липсом во главе.

Еще вчера ты плавал из подворотни в подворотню. А уже сегодня ты и нос показать боишься – если он тебе дорог, конечно.
Взгляните на него. Вот он - Спикиззи!
Ты думал, что ты силен, раз смог сделать пару дырок в двухметровом Эрни? Ты думал, что теперь ты не крысеныш, теперь ты целый пёс?
Да, псиной от тебя теперь несет, друг мой, за милю.
Почему ты не свалишь куда подальше? Потому что могут поймать? Потому что не успел опустошить пару-тройку важных нычек?
Ты умеешь выживать - ты творил дела, о которых в жизни потомкам не расскажешь, а теперь смотришь на свои впалые щеки и радуешься тому, что они не исполосованы!
Тю-ю-ю!
Я бы и сейчас плюнул в эту впалую рожу в воде.
Не таким должен быть Спикиззи!
Спикиззи – это тот, кто всегда сможет договориться.
Тот, кто знает цену и себе, и своим щекам, какими бы впалыми они не были. И никто, ни Липс, ни Туби Краб, ни сам черт не в праве решать, что с этим дрянным цыганом приключится завтра! На то он и Спикиззи, чтобы договориться, что с Крабом, что с чертом!

Э, друг! Выход есть! Ты же знаешь, как доказать свою преданность, да еще и правоту. Ты знаешь, кто кроит денежки за спиной у Туби.
Ты знаешь, что делают с такими крысами. Им перегрызают глотку такие же крысы. Как ты.

Решение пришло слишком быстро для моей измученной голодом и холодом головы. Я должен принести рожу Липса Крабу на золотом блюдце. А лучше - со счетами, бумажками и доказательством своей правоты.

Знаешь, Рыбка, судьба всегда возвращает тебя туда, где однажды ты принял верное решение. Если ты слабак - то триста раз задумаешься над тем, было ли оно верным. Если ты силен - то сделаешь все правильно.

Да, я был в том самом поле, где рядом со мной пыхтел еще живой Эрни. Да, декорации и роли изменились, но пьеса была все той же.
Если ты силен - докажи.
Я знал место, где тупоголовый Липс не будет искать меня ни за что на свете. Это просто, как два пальца в нос. Главное, выждать, главное, подобраться как можно ближе...

Что?
Ты в жизни не решилась бы на такую глупость? Хм! Вот это и делает нас непохожими, Рыбка. Если нужно вспороть чужое брюхо, чтобы не повернуться своим к небу - значит, нужно.
Да, я чувствовал все то же сладкий привкус - страх в перемешку с решимостью, когда чуть дыша прятался в хибаре Липса. Пьяный недоумок, как всегда, притащился домой еле волоча ноги. А я ждал. Ждал пока стихнет его бормотание, ждал пока его дыхание станет размеренным и спокойным. Наверное, так же ждал и Косой, тогда, в поле.

Теперь я был на его месте! Теперь я решал, кому утром открыть глаза.
И осознание этого придавало сил, питая решимость, отгоняя страх.
Но, пес меня дери, каюсь, Рыбка, до самой последней секунды меня тянуло сбежать. Вот он, здесь! Сейчас самый надежный миг, чтобы свалить без оглядки из этого проклятого города. Какая разница, кто силен, а кто нет.
Какая разница, когда ты жив?
Гордость? Да плевать на нее, если голова на плечах. Я не был убийцей - я спас свою жизнь. Могу и сейчас спасти, только по-другому, не пачкая пальцы в горячей крови.

Каково это, жить, поджав хвост, пусть и чистый?
Так ли это сладко, как раз и на всегда честно ответить себе - да, в тебе есть эта сила. Да, именно ты та рыба, что может сожрать всех.

Х а-а-а-п!
- я вдохнул глубже – сердце колотилось - то ли от волнения, то ли от ожидания - а потом замерло!

Половица у койки пьяного Липса скрипнула, пронзив тишину немой сцены.
Кто я?
КТО Я?
Спектакль должен закончиться прямо сейчас. Еще миг и будет поздно!
Спикиззи смог убить Липса.

Спикиззи не решился на убийство
Made on
Tilda