Но Марк не лгал. Это я привык изворачиваться и врать. Он – нет.
 Я смотрел на них из самого дальнего угла самого дальнего ряда. Меня неустанно трясло - то ли от усталости, то ли от страха, то ли от гнева, то ли от того, отчего обычно трясет таких, как я. Я смотрел на них - сидящих вполоборота, болтающих, чудных, живых. Мальчишки постоянно толкались, пытаясь усесться поудобнее, среди них – в таком же костюмчике - довольный, полный ожидания сидел Бартли. 
 Я видел его своими глазами. Полными не просто отчаяния - наполненными таким количеством увиденной дряни, испытанной боли, что в пору не открывать их совсем. Тьма - лучше. Я знал, я чувствовал, что его детские глаза смотрят на мир также. Он был таким же, как я.
 И никто не смог бы убедить меня в обратном.
 Марк – не прав.
 Ничто в этом мире не научит смеяться того, кто увидел его нашими глазами. Тьма - лучше. 
 В тот миг мне показалось, Рыбка, что я потерял сознание - свет и краски вокруг исчезли...
 Уши заложило от неведомого гула и треска! 
Минутное помутнение сменилось страхом - вокруг открылись сотни рук, смыкаясь и размыкаясь вновь. Так быстро и громко, что даже мой озноб, мои стучащие зубы не поспевали за ними! Громогласными волнами руки пытались взорвать все вокруг! 
Я должен спасти его! Должен унести его отсюда! 
Истерика накатывала подлым удушьем - я должен забрать его! Но я даже не мог разглядеть его лица - сотни черных деревьев поднялись вокруг шумящими стволами - со свистом, окриками и улюлюканьем. 
 Свет появился где-то там, далеко вниз, мгновение - и гул затих. Все живое вокруг словно задержало свое сумасшедшее дыхание. 
Вместе с ним задыхался и я. 
 Вдох. Выдох. Вдох. 
Я 
должен
 найти его. 
 Вдох. Выдох. Выдох. Выдох. Я должен разглядеть его испуганное лицо.
 Выдох. Выдох. 
 Вдо-о-о-ох… 
 Так я тебе скажу рыбка, это был мой первый настоящий вдох за долгое, долгое время. 
 Я не слышал шепота увлеченных зрителей, не видел их сгорбленных фигур - я видел лишь светлое и радостное лицо мальчишки. 
Бартли завороженно прикрывал рот своим мальчишеским кулаком, пытаясь указать кому-то из ребятни туда - вперед и вниз - туда! 
 И я повернулся. На арене блестели эполеты напомаженного фокусника – броско, ярко, но не так ярко, как блестели в тот момент глаза ребенка. Казалось, ничто на всем белом свете не заставить его сейчас думать о чем-то кроме этого яркого чуда. Бартли то и дело плюхался назад, охая и и хохоча, болтая о чем-то с другими мальчишками и теребя Марка за рукав. 
 Нет, Рыбка, мы смотрели на мир разными глазами. 
 Пес меня дери, если бы я только мог увидеть то, что видел этот мальчишка!..
 Я обернулся вновь - где-то под самым куполом кружила Тея – чарующая и недоступная, прекрасная, как солнечные блики на чистой речной воде.
 И с каждым взмахом ее тонкой руки я погружался все глубже и глубже в эту чистую прозрачную воду. Я увлеченно следил за странными трюками удивительного Флавио, так же, как Бартли открывая рот и охая невпопад.
 Я вновь обернулся к мальчишке - казалось, все его существо живет, питается тем, что происходило внизу, в свете горячих ламп.